Валери Гроув Журнал "Харперс энд Квин" Апрель 1995
Славянские миндалевидные глаза, способные излучать угрозу, на экране придают Алану Рикману зловещий и мрачный вид. Однако за чашкой чая в гостинице на Холланд Парк он выглядит милым и совершенно безобидным. Невозможно сделать однозначный вывод о человеке, который никогда ничего не делает дважды.
В кино его влияние было довольно своеобразным, пока он не снялся у Майка Ньюэла в "Ужасно большом приключении" по роману Берил Бэйнбридж. Это история девушки, мечтающей о сцене, которая работает в провинциальном репертуарном театре в послевоенном Ливерпуле и влюблена в героя Хью Гранта. Внезапно, словно злодей из вестерна, появляется О'Хара на мотоцикле, с рюкзаком, и вот уже прочие персонажи мужского пола, включая Гранта, бледнеют и теряют рельефность на фоне таинственного, но яркого и мужественного Рикмана.
Взлет Алана Рикмана не назовешь стремительным. Он явился массовому зрителю уже в устоявшемся, винтажном образе. Прежде чем стать актером, он вел совершенно другую жизнь. В школе Латимер (старинное независимое учебное заведение в лондонском районе Хаммерсмит, среди выпускников которого Хью Грант, Мел Смит и член парламента Джордж Уолден) поощрялось увлечение театром. Каждое Рождество ребята вместе с наставниками принимали участие в шоу под названием Jentaculum. Именно Колин Тернер, классный руководитель Рикмана (ныне покойный), подтолкнул одиннадцатилетнего мальчика к сцене. Алан великолепно сыграл роль Волумнии, матери Кориолана. Тем не менее, профессия актера тогда не обсуждалась. Рикман считает, что принимать ответственные решения в таком юном возрасте - безумие, и все же, выбирая между степенью по английскому языку и школой искусств, он послушался внутреннего голоса (того самого, что в ресторане подсказывает брать рыбу и салат вместо того, о чем потом пожалеешь) и выбрал искусство. Он поступил в Колледж искусств и дизайна в Челси, затем в Королевский колледж искусств, а в конце 60-х годов вместе с друзьями основал дизайнерскую компанию «Граффити». Они создавали обложки для книг и виниловых дисков, а также оформляли бесплатную газету левого толка под обманчиво простым названием «Ноттинг Хилл Геральд». У них была студия на Бервик стрит в центре Сохо «с белыми стенами, неотделанным полом, столами на козлах и полным отсутствием капитала. Рай, да и только».
Как это – бросить графический дизайн и пойти в RADA? «Ну, берешь бумагу, ручку — медленно и терпеливо произносит Рикман своим спокойным голосом — и пишешь: "Дорогая RADA, пожалуйста, прослушайте меня". И наблюдаешь, как кладешь листок в конверт, наклеиваешь марку и бросаешь письмо в почтовый ящик. Ты просто наблюдаешь, потому что уже запустил цепь событий, которые изменят твою жизнь».
На мое удивленное замечание, что любой просто с улицы мог зайти в RADA на прослушивание, он возразил довольно резко: «А почему нет? Так и должно быть. RADA уже превращается в очередной институт благородных девиц. Получить грант настолько тяжело, что скоро учиться будут лишь те, кто сможет себе это позволить». Я говорю, что любой начинающий журналист (он по инерции выражает недовольство всеми журналистами) должен для начала хотя бы что-то написать. «Естественно! Выйти на сцену – это еще не все. Профессия актера в упадке, потому что нет должной подготовки, как у танцоров или оперных певцов, которые и не мечтают о сцене, пока не овладеют своим инструментом". Бесспорно.
В RADA он завоевал все возможные награды. Потом последовали годы работы в Бристоле и Королевской шекспировской компании. Ему было уже за сорок, когда он сыграл докучливого призрака возлюбленного Джульет Стивенсон в фильме «Верно, безумно, глубоко» и комично-экстравагантного шерифа Ноттингемского в фильме «Робин Гуд, принц воров» и получил премию газеты Evening Standard как лучший актер.
В прошлом году The Late Show канала BBC показывало передачу о съемках фильма «Месмер» по сценарию покойного Денниса Поттера, где Рикман сыграл главную роль – мистика-целителя XVIII века. Сразу бросается в глаза его осмысленное, глубокое погружение в роль, а также живое внимание к мельчайшим деталям фильма. (Вполне в духе Рикмана было поинтересоваться, почему венгерскую массовку в пудреных париках, изображавшую сливки венского общества, в обед кормят бутербродами, в то время как главные герои получают горячее питание). Однако вы еще не видели «Месмера», потому что споры с кинопрокатчиками идут до сих пор. В документальном фильме The Late Show Рикман мрачно предвещал именно такой финал. Что же пошло не так? «Возможно, от нас ожидали, что фильм будет более кассовым, что будет другая концовка, хэппи-энд…» — говорит он. На мемориальной службе в честь Денниса Поттера Алан Рикман читал текст из «Месмера», а на следующий день высказывал те же мысли в арбитраже с представителями кинопрокатчиков. Так что мы еще нескоро испытаем гипнотическое воздействие его игры.
Но пока давайте поговорим о другом. Свой первый фильм он снял по лаконичной, ностальгической, трогательной и смешной пьесе Шэрман Макдональд «Зимний гость». Картина только что вышла в прокат в лондонском театре Алмейда, а премьерный показ состоялся в West Yorkshire Playhouse в Лидсе. То, что эта пьеса вообще была написана, – во многом заслуга самого Рикмана. Работая в начале 80-х годов рецензентом в театре Буш у Дженни Топпер, он обратил внимание на Макдональд, когда прочитал пьесу «When I was a Girl I used to Scream and Shout», присланную под псевдонимом Перл Стюарт. Позже он познакомил Макдональд с Линдси Дункан, коллегой по спектаклю «Опасные связи». «Линдси — прекрасная рассказчица с врожденным чувством юмора и очень отзывчивый человек. Ее истории о матери, страдавшей болезнью Альцгеймера, были грустными и смешными одновременно». Так появился «Зимний гость» с Филлидой Лоу (мать Эммы Томпсон), изумительно сыгравшей роль матери.
Через два часа после завершения показа «Зимнего гостя» в Лидсе он уже был в аэропорту Гэтвик, откуда полетел в Даллас на кинофестиваль Sundance в Солт-Лейк-Сити представлять американской прессе фильм «Ужасно большое приключение». Его, страдающего от смены часовых поясов, выгрузили на темную, заснеженную улицу у кинотеатра, а когда он попытался войти внутрь, крепкая рука остановила его и строгий голос произнес: «Эй, а где ваш билет?»
Он смеется. Последние шесть лет съемок для него – «огромный подарок». Он уверен, что этот опыт пошел на пользу работе в театре: «Я теперь лучше понимаю, как играть эпизоды без слов. В кино приходится вкладывать всю энергию в один единственный взгляд». Фильм «Ужасно большое приключение» – яркий тому пример. Однако я умолкаю для сохранения интриги.
После захватывающего и смешного «Крепкого орешка» 1988 года все были уверены: уж теперь-то он будет пропадать в Голливуде. Конечно, Ханс Грубер — злодей из мультфильма («и вам не важно, что он ел на завтрак»), но Рикман сыграл его бесподобно. «В один момент моя жизнь тоже превратилась в мультик. Закончив два тяжелых сезона на Бродвее (спектакль «Опасные связи»), я из тьмы вдруг вышел на свет неоновых огней.
Сниматься было весело и увлекательно. Одно за другим сыпались предложения. Однако не всегда интересно делать однотипную работу. Жизнь, состоящая из повторов, бессмысленна на любом уровне». Тем не менее, популярность дала ему возможность выбирать, и он почти всегда делал выбор в пользу хорошего сценария. «Ты либо хочешь говорить этот текст, либо нет».
В 1992 году он играл Гамлета в Риверсайд Студиос, играл замечательно. «Дорогая, — говорит Тельма Холт, продюсер Рикмана, — я повидала больше Гамлетов, чем съела горячих обедов. Полтора года жизни я отдала Гертруде. Я знаю эту пьесу как свои пять пальцев. Не в обиду другим, но Алан Рикман стал Гамлетом всей моей жизни. То, что он делал на сцене – вообще большая редкость: он рассказывал историю, от чего пьеса как будто становилась новым произведением. Зрители всегда ждут монологов «Быть или не быть» или «О, что за дрянь я, что за жалкий раб». Я бы не смогла предугадать, как он это скажет. Каждый раз было иначе».
Для сравнения: в том же году он ставил шоу одного актера Wax Acts у своей подруги Руби Уэкс. «Думаете, она стоит у микрофона, читает текст и все? Вовсе нет. У нее невероятно серьезное отношение к работе, причем она касается очень личных тем, связанных с ней самой и с ее родителями. Смешно невероятно, но два часа в одиночку на сцене быть нереально, если за этим не стоит ясное видение структуры и чертова прорва тяжелого труда».
Он активно интересуется политикой, однако на предложение обсудить политические взгляды коротко отвечает «нет». Он объясняет свой отказ суеверием и напоминает, что произошло накануне последних выборов, когда в одиннадцатом часу надежды лейбористов внезапно разбились в прах. «Я жду, когда же левые переосмыслят себя. Но я, кажется, смотрю на ситуацию не под тем углом, и поэтому промолчу».
Политические взгляды накладывают отпечаток на все, чем он занимается. Тельма Холт говорит, что чувство социальной справедливости делает его человеколюбивым актером и великодушным режиссером. Он рад переменам, произошедшим в Эквити, профсоюзе актеров. «Эквити - это наша страна в миниатюре, где костюмы и жемчуга соседствуют с джинсами и футболками, а люди всех возрастов заняты общим делом. Теперь у нас в совете Майкл Кэшман и Шарлотта Корнуэлл, а значит, есть сочувствующие голоса, и в жизни что-то меняется.
Тем не менее, я ощущаю суеверную настороженность и тревогу, когда думаю о возможности глобальных перемен в этой стране. Если мы не изменимся, хотя бы просто ради перемен, то мы – конченая нация. Я в этом уверен».
Он один из немногих представителей своего поколения, которому удалось по ходу дела не завести жену, детей и собаку. Он яростно сопротивляется любому вторжению в личную жизнь, и поэтому мы встречаемся на нейтральной территории. Он считает, что профессиональная репутация актера ничего не приобретет от обнажения подробностей его быта в стиле журнала «Hello!». «Это несправедливо по отношению к близким. Она (его спутница жизни, преподаватель) не имеет к этому отношения. Я категорически против упоминания ее имени. Это усложняет ей жизнь».
Я вспоминаю Даму Эдит Эванс, которая на вопрос репортера о муже отрезала: «Никого, кроме меня, не должно интересовать, за кем я замужем».
Он говорит: «я по-прежнему живу так, что, приезжая домой и открывая холодильник, нахожу там полбутылки йогурта и выдохшуюся банку кока-колы». Студенческая жизнь вопреки хронологической вероятности? «Обыкновенная кочевая жизнь, и она мне нравится. Я люблю быть «движущейся целью»». Он так много путешествует, что, наверное, один не посмотрел предыдущего фильма Майка Ньюэла «Четыре свадьбы и одни похороны». «Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как путешествия. Я люблю садиться в поезда, корабли и самолеты». Он снялся в фильме «Куигли в Австралии», в том числе потому что хотел увидеть буш. Со спектаклем «Братья Карамазовы» он поехал в Россию. Ливерпуль в «Ужасно большом приключении» воссоздавался в Дублине, «где ко мне пришло осознание, что я — кельт и нахожусь на земле предков. Во мне гремучая смесь валлийской и ирландской крови, что, наверное, многое объясняет». Как это? «Надеюсь, это значит, что я не слишком замкнут».
Камера его любит. «Ненавижу смотреть вещи со своим участием, поэтому мне нечего сказать. Что касается игры, то, на мой взгляд, камера любит, когда ты думаешь, и, что еще важнее, – слушаешь. Ты — клубок из невнятных инстинктов и несовершенной техники, которые вкладываются в проект с надеждой получить нечто оформленное, что «зацепит» зрителей. Ты целиком и полностью отдаешься материалу. Думаю, есть некая связь между строгой дисциплиной и абсолютной свободой. На вопрос, кто на меня повлиял, я всегда отвечаю, что преклоняюсь перед Фредом Астером. Когда он танцует, вы не смотрите на его руки и ноги, а погружаетесь в его внутренний мир. Для вас нет многочасового труда, который стоит за обманчивой легкостью танца. Вы видите только потрясающую энергетику и свободу.
В финале «Бури», когда Просперо отпускает Ариэля и приковывает к себе Калибана, Шекспир, как мне кажется, описывает акт творчества. Конечно, это невозможно, но попробовать стоит. Лучшие образцы пения, танца, живописи отличаются простотой и свободой, за которыми стоят годы упорного труда. Это относится и к Пикассо, и к Матиссу, и к японским живописным свиткам. Мало просто мазнуть краской чистый лист бумаги. Каждый мазок кисти – это совокупная работа множества мелких натренированных мышц.
