СМИ: Радио
Программа: «Прайм тайм», регулярная передача радио Канады
Дата эфира: 23 декабря 1991 г.
Гость в студии: Алан Рикман
Интервьюер: Джефф Пивере, канадский кинокритик, радиожурналист, автор
Продолжительность: 14 минут 49 секунд
Фото: Homer Sykes Archive, GetStock.com
Сценическая карьера Алана Рикмана началась в Королевской шекспировской компании в Англии. Однако большинству североамериканских зрителей он известен по ролям истеричных злодеев в фильмах «Крепкий орешек» и «Робин Гуд, Принц воров».
Ханс Грубер: Ты знаешь мое имя, а кто ты сам? Еще один американец, который в детстве насмотрелся кинофильмов? Еще один сирота обанкротившейся культуры, который вообразил себя Джоном Уэйном, Рэмбо, Маршаллом Дилоном?
Ханс Грубер: На этот раз Джон Уэйн не уйдет с Грейс Келли в закат.
Джон Маклейн: Это был Гэри Купер, придурок.
Шериф Ноттингемский: Робин Гуд крадет деньги из моего кармана, заставляя меня мучить народ, и его любят за это?
Монах: Да.
Шериф Ноттингемский: В таком случае, довольно! Больше никаких кухонных отходов для прокаженных и сирот, никаких милосердных казней! И отменить Рождество!
В Голливуде Алан Рикман прославился яркими ролями злодеев. Однако в двух последних британских картинах, «Верно, безумно, глубоко» и скоро выходящей на экраны «Закрой мои глаза», он играет неоднозначные роли, к которым его подготовила работа в театре.
Джефф Пивере: Алан Рикман со мной в этой студии. Привет, Алан.
Алан Рикман: Здравствуйте.
ДП: Скажите, пожалуйста, чем вас привлекала работа актера в самом начале?
АР: О, я не знаю, от такого обычно открещиваешься до самого конца. Иногда, возможно, некоторые идут к цели сразу. Я отгонял от себя эту мысль очень долго, хотя... Я думаю, что когда занимаешься такими вещами, как игра на сцене, пение, танцы, и прочие искусства, или как там это называется, всегда присутствует фактор неизбежности. Мне потребовалось время. Были некоторые препятствия, но, наверное, я еще ребенком знал, что стану актером.
ДП: Скажите, пожалуйста, Алан. Понимаю, это сложно объяснить вкратце, но какие знания, приобретенные в театральной школе, — самые главное и самые нужные для актера?
АР: Наверное, знания о самом себе. Я очень неохотно шел в театральную школу, потому что думал: знаю я вашу технику, налепят на тебя кучу всего, так что сам себя не узнаешь. Буду как колбаса с колбасной фабрики, один из множества одинаковых актеров. Конечно, я был неправ, и дело обстоит как раз наоборот: техника как таковая — это не довесок, а свобода, позволяющая двигаться в любом направлении. Это не манера говорить и не манера двигаться, это не стиль, это просто способ понять, кто ты, узнать свои вредные привычки, те, что мешают твоему воображению. Я думаю, что техника - это способ избавиться от вредных привычек, чтобы воображение могло отчетливо воспроизводить то, что творится в голове, когда читаешь сценарий.
ДП: Этот процесс ограничен временем обучения или он не прекращается и после того, как ты окончил школу и стал профессиональным актером?
АР: О, я думаю, что лучшие уроки, усвоенные в театральной школе, не осознаются еще лет десять. И вот однажды, посреди репетиции тебя осеняет: А, так вот о чем она тогда говорила! Ты не можешь, нет. Это же не фабрика. Просто будь максимально открытым, делай сколько угодно ошибок, будь хуже некуда. И будешь. И приобретешь определенный арсенал средств на будущее.
ДП: Почему вас привлекла работа на сцене? Вы много лет проработали в театре, прежде чем начать сниматься в кино.
АР: У нас же нет киноиндустрии, так что никакого выбора и не было, если честно. О другом как-то и не думаешь. Просто знаешь, чем будешь заниматься. Возможно, если повезет, тебя иногда будут приглашать на телевидение. Может подвернуться и кино. Но эти два фильма стали настоящим маленьким чудом, как будто британская киноиндустрия говорила: «Я здесь, я еще что-то могу. Может быть, кто-нибудь вложится в меня? Может быть, правительство поймет, что в меня разумно вкладывать, потому что я принесу много прибыли?» Однако пока этого психологического барьера не перешагнули.
ДП: Как происходит скачок оттуда в Голливуд, в фильм, подобный «Крепкому орешку»? Чем вы занимались, когда получили это предложение? Как они вас нашли?
АР: Ну, я думаю, моя театральная карьера достигла высшей точки в RSC в 1985 году, когда я играл с Джульет Стивенсон. Мы вместе работали в RSC, и мы вместе играли в первой постановке «Опасных связей». Она ушла из спектакля через год. Я продолжил работу в Вест Энде и затем на Бродвее. И... Ну вот. Я хочу сказать, дело было на Бродвее. Спектакль имел огромный успех. Продюсер «Крепкого орешка» был среди приглашенных. По окончании бродвейского тура я поехал в Голливуд поздороваться и сказать: «это я... я буду здесь еще пару недель...» В общем, это была история, достойная комикса. Я пробыл там два дня и получил приглашение сниматься в «Крепком орешке». И потом, они позвонили мне как раз вовремя. Я только что закончил играть по восемь спектаклей в неделю в шоу, которое шло два года с небольшими перерывами. Это как биться головой о кирпичную стену. Очень приятно, когда это заканчивается. А когда это заканчивается «Крепким орешком»... Ты едешь в Лос Анжелес. В тебе просыпается ребенок, потому что это большой фильм, и ты в Голливуде. Можно развлекаться. И не нужно каждый вечер идти на работу. И у тебя даже есть выходные. И солнце светит.
ДП: Мне кажется, вы получили огромнейшее удовольствие от съемок. Это правда?
АР: Да, конечно. Я раньше никогда не снимался в кино. Понимаете, я был как ребенок в магазине игрушек ФАО Шварц. Было очень весело. Потому что я мог... на мне в кои-то веки не лежало никакой ответственности. Как оказалось, это было рискованно. Ты видишь вокруг все это насилие и хаос и думаешь: «О боже мой. Куда я попал». Но на самом деле получился отличный фильм, очень хорошо снятый, даже по-своему нестандартный и провокационный. Правда, было там одно но, что-то вроде номинальной героини, но она все равно управляла ситуацией. Все черные в фильме очень умные и уверенные в себе. Возможно, они не всегда на стороне добра и в ладах с законом, но они не дураки и не клоуны. Так что в некотором смысле фильм даже революционный.
ДП: Поскольку это был ваш первый фильм, удалось ли вам использовать театральный опыт для создания образа Ханса Грубера или вам это показалось ненужным, так как все равно приходилось работать в новых условиях?
АР: Ну, я думаю, ты всегда пытаешься использовать то, чему учился, стараешься придать герою максимальную реалистичность, трехмерность, учитывая, что фильм довольно двумерный, и что он не... Нам неважно, что там у него происходит в душе. Мы просто хотим знать, выкрутится он или нет, честно. Интересен ли он, хотим ли мы и дальше наблюдать за ним? Гармонично ли он дополняет Брюса Уиллиса? В основном нужно было стать гармоничным дополнением. Мне удалось повлиять на создание образа, и даже довольно сильно, наверное, благодаря тому, что я включил логику. Я задавал вопросы и заставлял подчиняться логике. Вот, например, почему на нем одежда террориста, если он сам не пачкает рук, а всю грязную работу за него делает его окружение? В итоге у меня появился костюм, что хорошо дополнило Брюса в майке и в поту. В костюме у меня появилась возможность протолкнуть идею об их встрече. Если бы я был одет как террорист, то у нас не было бы сцены, когда я притворяюсь одним из собственных заложников. Так что этот факт довольно сильно повлиял на фильм.
ДП: Требования к актеру в Голливуде отличаются от требований к театральному актеру в Британии?
АР: Ну, может быть, только внешние, хотя все хотят видеть в тебе необходимые качества. Хотя я думаю, что они предпочли бы текущие съемочные материалы. В большом голливудском фильме крутятся огромные деньги, и я думаю, что даже люди в дорогих костюмах, выглядящие очень уверенно, все-таки хотят видеть «это» в текущем съемочном материале. Что бы «это» ни было, его довольно сложно описать. Это единство сценария, актеров и режиссера. В Голливуде такое встречается все реже, и продюсерам хотелось бы думать, что они что-то понимают, но мне кажется, большую часть времени они надеются на удачу. Очень часто надежды не оправдываются, и поэтому обычно на проект берут так называемые кассовые имена, и он выстреливает. Мне бы хотелось, чтобы такие фильмы, как «Верно, безумно, глубоко», появлялись в Голливуде чаще и пользовались большим успехом. Вопреки всему. Вы же знаете «Кафе Багдад» и подобные фильмы. Потому что тогда Голливуд сможет доказать, что людям нужно рассказывать истории, а не позволять алчным личностям ими манипулировать.
ДП: Алан, а почему такие истории в Голливуде редкость?
АР: Потому что «Крепкий орешек» и «Робин Гуд» в определенной степени созданы по шаблонам. В основном их задача — делать деньги. Вернуть деньги. В съемки вкладывается очень много денег. Деньги нужно вернуть, поэтому есть определенные требования и составляющие, которые, по мнению продюсеров, должны присутствовать. «Верно, безумно, глубоко» и «Закрой мои глаза» полностью отражают взгляд сценариста и режиссера. Знаете, в начале был только чистый лист бумаги в пишущей машинке, который в будущем превратился в фильм. Никто не стоял на пути, ничей взгляд.
ДП: Какими бы стали эти фильмы, если бы их снимали в Голливуде? Стали бы их снимать в Голливуде?
АР: Я думаю, многие считали «Верно, безумно, глубоко» «Привидением» для умеющих думать. Это очень разные фильмы, и сравнивать их — неблагодарное занятие. Если вам понравилось «Привидение», то вам понравится «Верно, безумно, глубоко». Если вам не понравилось «Привидение», то вам понравится «Верно, безумно, глубоко».
ДП: Понятно.
АР: Но понимаете, Голливуд очень отличается от мира телевизионных фильмов. Меня всегда поражало, сколько всего можно сделать на телевидении и как они бережно относятся, и прочее, и прочее. А Голливуд... у них есть Скорсезе и Коппола и много прекраснейших режиссеров, очень смелых. Достаточно вспомнить фильм «Таксист», и сразу в голову приходит мысль: а куда еще смелее? Все и так на грани, куда дальше? Они способны на такое и продолжают свое дело. Но опять же это режиссеры, которым не мешают работать. Проблемы появляются вместе с многочисленными мнениями людей в костюмах. Мнение — это все, что у них есть. И фильм становится бесцветным. Если, например, пять или шесть продюсеров снимают фильм об инцесте, то к концу съемок у них останется одна слащавость.
ДП: Интересно, как вы видите свое будущее в Голливуде? Вы не переставали играть на театральной сцене, вы снимаетесь в английском кино. Как, по-вашему, будут развиваться ваши отношения с Голливудом?
АР: Ну, они продолжатся, потому что я абсолютно не против того, чтобы развлекать публику. Я думаю, что это нормально. Не все же время людям лекции читать. Надеюсь, мне удавалось рассказывать интересные истории, даже в рамках крупнобюджетного мультфильма. Не знаю, буду ли еще этим заниматься, но если придется, то надеюсь, что получится отойти от шаблонов, пошатнуть предрассудки и заставить зрителя смотреть на экран немного под другим углом. В этом случае ты получаешь огромную власть и берешь на себя очень большую ответственность перед многомиллионной аудиторией, не сравннимой с аудиторией артхаусного кино. Я не говорю, что первое лучше второго. Но первое реально существует. И его нужно отдать в руки нескольких нестандартно мыслящих людей. Я так думаю.
ДП: Сегодня в студии со мной был актер Алан Рикман, среди работ которого фильмы «Крепкий орешек», «Робин Гуд, принц воров», «Закрой мои глаза», «Страна в шкафу» и «Верно, безумно, глубоко».
Алан, спасибо Вам большое.
