Алан Рикман: «Во мне живет Достоевский, который считает, что мне надо быть немного больше Толстым»
НВ - Наталия Волкова АР - Алан Рикман
Алан Рикман – звезда британского кино и театра, исполнитель любимого многими поклонниками Северуса Снейпа из фильмов о Гарри Поттере, благородного полковника Брэндона из фильма «Разум и Чувства», злодея из первого «Крепкого Орешка». Голос Рикмана признан золотым голосом Британии. Алан Рикман дважды выступил в роли режиссера. В 1997 году вышла его первая режиссерская работа «Зимний гость», которая стразу же была отмечена наградой CinemAvvenire. В этом году вышла новая картина «Версальский роман», в которой Рикман – не только режиссер, но еще и исполнитель роли Короля-Солнце Людовика XIV. Как отмечает сам Рикман, его заинтересовал превосходный сценарий Элисон Диган. Накануне выхода фильма в России мы встретились с мистером Аланом Рикманом в библиотеке лондонского отеля Ковент-Гарден, чтобы поговорить не только о его новом любимом детище, но и о старых проектах, некоторые из которых даже были сняты в России. Мистер Рикман здоровается со мной своим знаменитым глубоким голосом и извиняется за типичную дождливую лондонскую погоду.
НВ: Cначала я хотела бы поблагодарить вас за фильм «Версальский роман». Буквально на днях он должен выйти в России на ДВД. К сожалению, у нас фильм не шел в кинотеатрах, хотя мы все очень этого ждали. Ваш фильм – чудесная история любви, да?
АР: Да, именно так, это просто история любви, ничего больше.
НВ: Не совсем согласна, в фильме еще много важных тем: место женщины в обществе, роль творчества, которое помогает героям преодолевать боль, и, конечно, история любви.
АР: Да, готов поставить галочки по всем пунктам.
НВ: И как же насчет места женщины в обществе? Это действительно остается актуальной проблемой и в наше время?
АР: Это я должен спросить у Вас, остается? На самом деле, только на днях слышал в новостях, что женщинам очень трудно добиться высоких постов в обществе, где правят мужчины, а беременных женщин на 4-м месяце беременности увольняют с работы. Так что да, это до сих пор большая проблема.
НВ: В фильме много великолепных эпизодов, но мне кажется, что самый сильный – это момент, когда Сабин де Барра (героиня Кейт Уинслет) просыпается посреди ночи из-за того, что слышит голос умершей дочери. Спасибо за него.
АР: Спасибо вам
НВ: Вы упоминали в одном из интервью, что узнали многое о короле Людовике 14, когда начали играть его. Действительно так?
АР: Да, думаю, не совру, если скажу, что, когда играешь исторических личностей, невольно начинаешь их защищать. Не то, чтобы ты стараешься оправдать любые их поступки, но ты просто не сможешь сыграть персонажа, если будешь судить его.
НВ:Точно.
АР: И мне приходилось… Другие называют Людовика 14 Божественным, Солнечным Богом, Королем-Солнце и тому подобное, но я старался найти в нем человека. И, конечно, мне в этом очень помог сценарий Элисон Диган, она наделила его вполне человеческими качествами, и ты чувствуешь его одиночество, потому что он случайно родился королем. Если ты родился королем, правила уже установлены. Он ведь просыпался каждое утро одиноко в своей постели, не считая, конечно, что 60 человек стояли у его ног и взирали на него. На самом деле, это ведь ненормально, когда ты так живешь: на него смотрели, когда он принимал пищу, в надежде, что он спросит их о чем-то.
И он должен был поддерживать этот ритуал просто для того, чтобы поддерживать. А еще он покровительствовал искусствам. Он поддерживал потрясающе талантливых людей. И в то же самое время, как ни странно… и это как раз касается нашего фильма, гений Ле Нотр строит сады, а Людовик указывает ему на кусок земли и говорит: «Стройте сады здесь». Хуже места он не мог и придумать.
НВ: Болото
АР: Болото, наполненное комарами, ужас. А он и не догадывается. Там ведь только Ле Нотр находится со строителями. Там не было доступа к воде. Чудовищное место. Но посмотрите на него сейчас: гений преобразил его.
Поэтому да, то, что Вы говорили насчет великих творческих проектов – совершенно справедливо: такие деяния нуждаются в людях вроде Людовика или сильного правительства. Да даже местные власти могут многое, например, в Бильбао, в Испании. У них ведь было мало денег, но они построили картинную галерею всего за миллион долларов и подняли экономику города благодаря лишь одному зданию! Мне нравится, что можно восхищаться великими примерами торжества творчества и вместе с тем наблюдать как Сабин де Барра возится с камешками в фильме. Потому что каждый камушек – часть великого проекта.
НВ: Спасибо. А теперь от одной влиятельной личности – к другой: Распутин. Не могу не спросить Вас про него. Не про его личность, про время, когда он жил. Думаю, это наиболее трагичное время для России, - революция. И он знал… Когда я смотрю фильм, и то, как вы его играете, я понимаю, что он знал, что случится, что случится с царем, с его семьей. Была ли для него это тяжкая ноша знать, что все эти люди умрут, а страна будет разрушена, Было ли возможно что-то изменить?
АР: Он был крестьянином, да еще и с такой совсем не рафинированной европейской внешностью. А оказался при дворе, где было полно глупых, наивных, напуганных людей. И он там был как инопланетянин с другой планеты. Даже просто из-за того, что так выглядел, не говоря уже обо всем остальном. Но он же совершил паломничество в 3 тысячи миль, то есть нельзя назвать его шарлатаном. Он был предан идее. А еще интересно, что живи Распутин сейчас, у него была бы скорее всего успешная клиника на Харлей стрит. Раньше это считалось мистикой и чернухой, но сейчас не так, это бы назвали гипнотизмом.
Трудно докопаться до правды. Вы просто помещаете этот совершенно чужеродный элемент при дворе, который немного напоминает двор Людовика 14. Как там говорилось в фильме: «Мы – мыши в мышеловке». Те же мыши, другая мышеловка.
НВ: А в такие трагические периоды истории может один человек что-то изменить?
АР: В истории полно таких примеров
НВ: Почему бы нет?
АР: Почему бы нет? А как же еще она бы менялась, если в ней бы не было Че Гевары, или Кастро, или Гитлера?
НВ: А что делать людям искусства, когда они видят, что вокруг творятся ужасные вещи?
АР: Думаю, мы всегда… Мне кажется, что великое искусство всегда представляет собой альтернативу, потому что оно – про нас. Оно – про наше воображение. Можно читать произведение искусства, смотреть на него, если это картина, вы можете принимать его или не соглашаться с ним. Искусство – это всегда часть человека. И вот если бы мы сейчас оказались в Италии в Сикстинской капелле, там были бы тысячи людей, стоящие в очереди, чтобы только посмотреть на нее. Такие вещи имеют неоспоримую вечную силу. Они непостижимы.
НВ: То есть, они могу повлиять?
АР: Конечно, потому что нам приходится напрягать мозг, чтобы понять их. Искусство, настоящее, великое, несколько больше, чем человек, создавший его и чем те, кто пытаются постичь его. Знаете, я работал с Питером Бруком в Стратфорде над пьесой Шекспира «Антоний и Клеопатра». И он сказал тогда нам: «Не важно, хороши вы или плохи, вы никогда не станете лучше этой пьесы»
НВ: Есть еще один замечательный фильм с вашим участием – «Страна в шкафу». Старый
АР: Да, очень старый и очень странный, и я не уверен, смотрел ли его кто-то
НВ: Довольно многие видели. И он все еще актуален. К сожалению
АР: Да, боюсь, что да
НВ: А что вы думаете о цензуре в целом? Должны ли быть какие-то запретные темы в искусстве?
АР: - Нет
НВ: То есть Вы считаете, что говорить можно обо всем
АР: А в чем дело? Кто имеет какое-то право говорить, что я могу смотреть, а что – не могу, что могу говорить, а что – нет? Все мы люди. Нет, обо всем можно говорить.
НВ: Вы ведь играли и даже были режиссером нескольких чеховских пьес?
АР: Нет, режиссером не был, а вот играл я в «Чайке» И «Дяде Ване»
НВ: Что же привлекает Вас в Чехове?
АР: Он – величайший драматург! Потому что он непостижим. За ним не угнаться: вот вам кажется, что он – здесь, а он ускользает от вас. Для нас он очень сложный. Надо понимать его особую интонацию, атмосферу, а мы ее не знаем. Как бы мне хотелось хорошо понимать по-русски. Я видел превосходные постановки Чехова на русском, но перевести идеально невозможно, это всегда проблема.
НВ: Вы были дважды в России. Когда снимали Распутина и… как вам понравилось?
АР: Я также играл там давным-давно, в Братьях Карамазовых, но это было совершенно не официально, это было в каких-то 1980-х, а потом я был еще в Тбилиси, хотя это конечно уже не Россия, Грузия, но раньше это все было Россией,
НВ: Советским Союзом.
АР: Да. Советским Союзом. И я видел все эти изменения.
НВ: А вы замечали эти изменения?
АР: В 1991?
НВ: Да . И как? Сильные изменения?
АР: Да, они были огромные, ведь в то время все и происходило. А первый раз когда я там был, это были 80-е годы, и я путешествовал из Москвы в Ленинград, как он тогда назывался и потом – в Тбилиси. На самом деле это то же самое как доехать из Лондона в Венецию, а потом в Афины. А это все одна страна
НВ: Да, большая была страна
АР: И, конечно, да, приходилось перестраивать свои представления. Когда я приехал на съемки Распутина, мне очень нравилось в Санкт-Петербурге, мы снимали в Исакиевском Соборе. Никто до нас там не снимал. Но в то же время я жил в отеле, где было огромное несоответствие, в то время все менялось, номера стоили для съемочной группы целое состояние каждый день, и в то же самое время я слышал, как на стойке регистрации работники жаловались, какую они мизерную зарплату получают. Или вот еще: малюсенькие старушки сидели у выхода из отеля и продавали какие-то ботинки и деревянные ложки. И я думал, что меня возили на съемки на машине Ленина. Но страна мне все равно понравилась очень.
НВ: Что же вам понравилось больше всего?
АР: Благородство людей, теплота и еще очень трудно забыть, когда играешь Распутина и стоишь в Юсуповском дворце, особенно на сцене крошечного театра его матери и читаешь что-то из Шекспира. Это прекрасный театр всего для 90 человек. Нет, у меня очень много воспоминаний о пребывании там, замечательных воспоминаний, встречи с удивительными людьми и очень-очень счастливое время.
НВ: А что насчет ваших будущих проектов? Насколько нам известно Вы собираетесь сниматься в мистическом триллере “Limehouse Golem”. Что можете сказать о нем? Что вас привлекло в этот проект?
АР: Ну, конечно же, в первую очередь, сценарий. Действие происходит в викторианской Англии, но все, что вы увидите в этом фильме, гораздо грязнее и более мерзкое, чем то, что мы видели в постановках по Диккенсу на телевидении. Ставит фильм испанский режиссер Хуан Карлос Медина, он известен очень интересным фильмом «Insensibles»? Так что мне очень хочется поработать с ним. Не могу рассказать Вам сюжет, потому что будет неинтересно смотреть фильм.
НВ: А от романа, по которому будет этот фильм, отличается?
АР: Отличается. В том смысле, что вы в романе не знаете до конца, кто же такой мой герой, а в фильме это будет понятно с самого начала. Вот в этом самое главное отличие. А еще скоро выйдет еще один фильм, премьера должна состояться на фестивале в Торонто через несколько недель. Фильм называется “The eye in the sky” и он рассказывает про беспилотники и террористов.
НВ: А есть ли у вас какие-то театральные планы?
АР: Постоянно веду переговоры на эту тему, но не представляю, как все организовать, потому что в театре они хотят, чтобы я мог отвести много времени на репетиции постановки, а на съемках фильма им надо чтобы прямо завтра я был свободен. Так что эти две вещи не очень сочетаются друг с другом. Но я постоянно об этом думаю, планирую, но поживем – увидим.
НВ: Вы много снимались в детьми – в Гарри Поттере и даже в “A Little Chaos” было много детей. Может ли взрослый актер научиться чему-то у ребенка?
АР: Да, думаю, дети великолепны, если на них не давить. Помню, как я ходил в художественную школу в детстве. Дети - ведь очень творческие натуры. И вот, когда вам лет 6-7, и вас просят нарисовать небо, вы берете кисть и машете ею вот так (показывает) по верху своего листа, и небо у вас получается тонкой голубой полоской. Это так легко и просто! Но потом приходит взрослый и говорит вам: «Да, все хорошо, но, понимаешь, небо должно быть везде: и за кроной деревьев тоже!» И в этот день рушатся все ваши иллюзии. И вот я стараюсь всегда помнить о том моменте, о том небе, и стараюсь поддерживать в детях творчество. Ведь дети так же рисуют свое небо.
НВ: И то же самое с актерской игрой?
АР: Да, да. В “Версальском романе» был такой момент, когда передо мной стоит королева и королевские дети, и я им всем рассказываю про Версаль, в конце моей речи звучит вопрос, на который по сценарию не нужно было отвечать. И тут одна девочка вдруг говорит: «Да!» в ответ на мой вопрос. Мы подумали, и решили оставить это в фильме.
НВ: Как здорово! А вот что вы думаете про игру вообще, Однажды Хелен Бонем Картер спросили, что для нее значит актерская игра, и она сказала, что это «уход от реальности». Для Вас – тоже?
АР: Хм…Уход от реальности? Да, думаю, так и есть, но в любом случае, это осознанный выбор. Ты хочешь это делать. Это не то чтобы, понимаете, слово “escape” подразумевает, что вы как будто убегаете от кого-то или чего-то, а я не бегу, это мой выбор. И мне нравится спокойно идти по жизни, повинуясь только своему выбору. Так что, точнее будет сказать, что это не уход от реальности, это создание другой реальности, которая в чем-то более реальна, чем эта.
НВ: Вы когда-то говорили, что мечтаете о собственном театре. Вы все еще о нем мечтаете?
АР: Нет, я уже немного опоздал с этим. Такое дело требует молодых энергичных людей.
НВ: Но все же, в детстве мы все мечтаем о чем-то. Ваши детские мечты сбылись?
АР: Хм, знаете, на что это похоже? То есть ответ на ваш вопрос будет в большей степени «Да!», потому что в определенные моменты жизни достаточно просто воспользоваться представившимся тебе шансом. Поэтому – да! Думаю, мне очень повезло, и я всю жизнь упорно работал. Но, знаете, в одном интервью Кейт Бланшетт сказала, что с мечтой – так же как с горизонтом: ты видишь горизонт, но когда ты к нему направляешься, он отодвигается еще дальше.
НВ: Спасибо. Однажды один профессор литературы проводил сравнение Толстого и Достоевского и так определил разницу между ними. Он сказал, что мир Толстого наполнен моральными обязательствами и запланированными событиями, в то время, как мир Достоевского – это мир импульсивных поступков и спонтанных решений. Какой мир вам ближе?
АР: Мир Достоевского
НВ: Правда?
АР: Да, во мне живет Достоевский, который считает, что я должен хоть немного быть больше Толстым.
НВ: Что вас вдохновляет, или кто вас вдохновляет? Все люди искусства иногда чувствуют напряжение и стресс, как вы избавляетесь от этого?
АР: Думаю, надо просто оставаться открытым миру, в котором мы все живем и обстоятельствам, в которых вы оказались. Не нужно зацикливаться на каких-то одних ориентирах, останавливаться на месте, надо все время двигаться дальше. Наша задача – каждый день становиться чем-то бОльшим. Вы же знаете: чем больше я знаю – тем меньше я знаю, такой вот парадокс. И поэтому вдохновение – это открытость миру, жизнь в этом мире, которому мы принадлежим, как бы трудно это порой ни было, потому что, Бог знает, куда катится наш мир с каждым днем. Он становится все более шокирующим. И, как мы и раньше с вами говорили, надо предлагать альтернативу.
НВ: Cпасибо. А вот есть еще такая проблема сейчас. Молодежь находится под постоянным информационным гнетом, у подростков практически нет времени и возможности посидеть и подумать, помечтать спокойно, они все время с электронными гаджетми.
АР: Абсолютно верно. Согласен. Это ужасно. И процесс этот невозможно остановить. Не знаю, что будет дальше. Ведь молодые люди – надеюсь, не все – перестают задавать вопросы, потому что они думают, что достаточно нажать на кнопку, и они получат все ответы. А потом они впадают в зависимость от кнопок. Меня просто пугают группы туристов в картинных галереях, которые смотрят не на картины вокруг, а в свои айфоны. И вопросы…Никто не задает вопросов. Люди настолько во всем уверены… И как это преодолеть, не знаю.
НВ: Может быть, искусство и может тут помочь?
АР: Да, конечно. Оно только и может. А еще способность людей рассказывать истории. Поэтому все зависит от того, как мы будем это развивать. Главное, не превратиться в старых перечников, которые не видят, как меняется мир вокруг, а он будет продолжать меняться, поэтому надо обязательно рассказывать истории друг другу, друг о друге. В противном случае на нас можно ставить крест. Так и только так мы поймем друг друга, поймем, кто мы сами. Проблема только в том, сможем ли мы принять все эти истории и хватит ли нам концентрации внимания. Сможем ли мы высидеть 2 часа в кинозале и воспринять историю на экране? Ведь мы привыкли к тому, что в любой момент можем нажать кнопку паузы, потому что у нас зазвонил телефон, а еще нам каждые 15 минут что-то продают и рекламируют…
Честно говоря, у меня нет ответов, что делать. Но я верю в то, что сейчас много молодых и умных людей, которые снова изобретут колесо, и это колесо будет не тем, про которое я уже знаю. А пока мы своими руками разрушаем планету. Поэтому о каком мире мы говорим? Будут ли у нас планета, на которой можно жить и работать? И если мы не заметим наконец, что мы разрушаем ее из-за своего эгоизма, из-за зацикленности на себе, тогда…тогда это будет просто медленным самоубийством.
НВ: Спасибо вам большое! Вы сказали, что вас вдохновляют другие люди, но и Вы точно так же вдохновляете людей. И они начинают писать стихи, книги, рисовать картины…
АР: Да, я в курсе писем и картин и других вещей, которые мне присылают из России, поэтому, пожалуйста, передайте им, что я очень-очень благодарен.
НВ: А как вы относитесь к современной ситуации?
АР: Мы сейчас живем в мире, где происходит много ужасных вещей. Я, как актер и публичная фигура, могу иметь собственное мнение, но, высказывая его вслух, рискую, что какая-то из сторон может воспользоваться этим, якобы заручившись моей поддержкой.
Вот, например, в октябре должен стартовать фестиваль кино на Украине, посвященный молодежи, и они попросили меня прислать видеообращение, а мы сейчас живем в обществе, когда мое обращение может быть использовано одной стороной или другой, в подтверждение, что я поддерживаю одну или другую сторону. И все это очень тяжело. Надо оставаться в стороне.
НВ: То есть Вы предпочитаете не вмешиваться?
АР: Да, в основном потому что невозможно сделать произведение искусства, которое будет жить собственной жизнью, потому что ты всегда будешь с ним связан. А это тяжело.
НВ: Спасибо вам за интервью.
АР: Вы уезжаете сегодня?
НВ: Завтра утром.
АР: Жаль. Завтра вечером я иду на спектакль по Тургеневу в Национальном Театре. Они поставили пьесу под названием «Три дня в деревне». Они так переименовали «Месяц в деревне».
Категория: Интервью | Добавил: Helin (09.10.2015)
| Переводчик: Наталия Волкова,katido,Olesya_Redko
Всё перечитываю и перечитываю. Как всё же Он был умен и остроумен, какой прекрасный собеседник. Ответы емки и лаконичны одновременно. Спасибо, спасибо за интервью и перевод.
Спасибо Вам за содержательную статью и перевод. Я впервые прочитала о том.что Рикман думает о России.какие приводит сравнения. Интересный выбор между Достоевским и Толстым(я имею в виду в плане сравнения).Очень содержательная статья. Ещё раз огромное спасибо.
