Перевод статьи в шотландской газете «The Scotsman» 30 июля 2006 года
Переводчик Олеся Редько
Пробиваясь сквозь толпу, выходящую из станции метро Sloane Square, я замечаю антагониста Гарри Поттера, профессора Северуса Снейпа, прогуливающегося на солнышке и жующего сэндвич. И это, как я обещаю Алану Рикману пару минут позже, будет единственной отсылкой к этим фильмам и этой роли на протяжении следующего часа с лишним. Потому что, вздыхает актер, обладающий орлиным профилем, сыгравший в таких фильмах как «Догма», «Верно, безумно, глубоко» и «Разум и чувства», по ком вздыхают женщины определенного возраста из-за его способности безо всяких усилий возбуждать томную страсть, сейчас все хотят говорить с ним только о том, каково это быть волшебником.
Тем не менее, это должно вносить хоть какое-то разнообразие в вечные вопросы о том, как ему так хорошо удается быть таким плохим – в «Крепком орешке», «Робин Гуде: Принце воров» и «Барчестерских хрониках» BBC, где он сыграл скользкого Обадию Слоупа, змея-искусителя в рясе. Или о том, правдиво ли утверждение его коллеги Линдси Дункан, что зрители, увидев его в «Опасных связях», покидали театр с желанием заниматься сексом. «И предпочтительно с Аланом Рикманом».
«О боже, да я играл злодеев кучу лет тому назад, - устало говорит Рикман. –Я уже целую вечность не играл плохих парней».
Понятно, что образ «лучшего злодея» и имидж страстного секс-символа приводят его в глубокую скуку и не имеют никакого отношения к нему самому – серьезному, умному, вдумчивому, забавному и довольно саркастическому. Самый злобный человек во всей Британии? Это только актерская игра. Дамы, прекратите слать ему всю эту довольно неприличную фанатскую корреспонденцию. «Я феминистка, так что я не понимаю, как вы можете производить на меня такое впечатление» - типичный пример.
Плохие новости для всех тех, кто пишет ему в таком тоне: Рикман однолюб. Его несменная подруга на протяжении уже больше 40 лет – Рима Хортон, преподаватель экономики в Кингстонском университете. Умна и очень изящна, она дважды была кандидатом в парламент от лейбористов, но ожидаемо проиграла консерваторам. Она также потеряла свое место в совете Кенсингтона и Челси в майских выборах местного правительства. «Это было частью общенациональных изменений, так что теперь она свободная женщина – даже подумать опасно», - говорит Рикман, улыбаясь.
Они встретились, будучи студентами Школы Искусства Челси. Ему было 19, Хортон на год моложе. Она была его первой девушкой, которой он остался твердо верен, хотя они никогда не поженились и не имели детей. Он тщательно охраняет неприкосновенность частной жизни – своей и множества своих близких друзей, среди них актеров Руби Уэкс, Джульет Стивенсон, Джеральдин Макьюэн и Ричарда Уилсона. По этой причине интервью с ним немногочисленные и нечастые.
Но сегодня исключение, ведь в следующем месяце в Эдинбурге выходят его театральная пьеса и фильм с его участием. Мы с ним уже встречались раньше, кучу лет назад, когда он был в «Танго в конце зимы» на фестивале. Когда он пожимает мне руку – так крепко, что у меня начинают болеть пальцы – он упоминает ту встречу - уверена, чисто из вежливости.
Мы стоим у служебного входа в театр Ройал-Корт. Элегантно выглядя в мятых джинсах, темно-синем полосатом пиджаке и черной рубашке, Рикман все еще дожевывает свой поджаренный панини. Он предлагает мне половину – я вежливо отказываюсь, хотя кое-какие знакомые мне женщины согласились бы, да еще хранили бы крошки, будто какую-то реликвию.
Он уговорил швейцара сделать мне чашку кофе – свою он принес сам – и теперь мы в огромном пустом помещении для репетиций говорим о пьесе «Меня зовут Рэйчел Корри» и его новом фильме «Снежный пирог». Вовсе не плохо, учитывая, что позже он рассказывает мне - немного печально, в духе ослика Иа-Иа из «Винни-Пуха» - что каждый день, смотря в зеркало для бриться, он прощается с очередной главной ролью в театре или кино. «Вдруг ты уже стаешь лет на 20 старше всех тех ролей, которые ты планировал сыграть».
В феврале ему выполнилось 60. Он всегда «стоял на страже» своего возраста, так как начал он свою актерскую карьеру довольно поздно – он работал графическим дизайнером до 25-летнего возраста, а потом его приняли в RADA. В 1991 году, к примеру, он сказал мне, что думал, что он «слишком стар» для Гамлета (через год он сыграл печального принца на лондонской сцене под руководством легендарного российского режиссера Роберта Стуруа). На мой вопрос о том, сколько ему было тогда лет, он ответить отказался, хмыкнув: «Это смехотворно. Не знаю, почему все так интересуются возрастом. ‘Алан Рикман и какая-то чепуха в скобках’».
Хотя года идут, унывать ему не стоит. На его темно-русых волосах уже серебрится седина, но он не только до сих пор получает большие и содержательные роли в кино (он снялся в трех таких подряд, а в «Снежном пироге» еще и в постельной сцене с обольстительной молодой женщиной), он еще и режиссирует. Его воспетая критиками до мелочей идеальная постановка «Меня зовут Рэйчел Корри», истории молодой американской миротворческой активистки, убитой бульдозером израильской армии в Секторе Газа, была названа Fringe одной из пьес, которую обязательно нужно увидеть этим годом. Он отказался от всех интервью по поводу пьесы, великолепный дизайн которой был разработан Хилдегард Бехтлер, женой Билла Патерсона. Пьеса уже успешно отбыла сезон в Лондоне, после того как оригинальная офф-бродвейская постановка в Нью-Йорке была сорвана.
А тем временем «Снежный пирог», в котором он играет вместе в Сигурни Уивер (в роли женщины-аутистки) и звезды «Матрицы» Кэрри-Энн Мосс (в роли вышеупомянутой соблазнительницы) привносит голливудский гламур в Эдинбургский международный фестиваль кино. Уивер – давняя подруга актера еще со времени совместных сьемок в научно-фантастической пародии «В поисках галактики» - прилетит, чтобы представлять фильм вместе с ним.
И в добавок ко всему этому осенью выходит экранизация шедевра Патрика Зюскинда – бестселера «Парфюмер», в котором Рикман играет вместе с Дастином Хоффманом. Он также снялся в низкобюджетном американском независимом фильме «Сын нобелевского лауреата», черной комедии об дисфункциональной семье, где он исполняет роль американского физика, получившего Нобелевскую премию. «Он – эгоист невообразимой величины. Играть такого было страшно весело – вроде пантомимой занимаешься. Все, что я знал, это то, что мне нужно было иметь весьма кривые зубы, так что я попросил своего стоматолога сделать мне накладные. Я сел на самолет, еще не создав самого персонажа, но уже с целым рядом перекрывающих друг друга зубов».
Сейчас Рикман репетирует эдинбургскую постановку «Меня зовут Рэйчел Корри», роль в которой он отдал 22-летней Джозефине Тейлор, недавно окончившей школу драматического искусства. Тейлор взяли в пьесу в марте, заменив калифорнийскую актрису Меган Доддс, которая дебютировала в этой роли (Доддс сыграет Рэйчел снова, когда в октябре пьеса переместится в Нью-Йорк). «Я раньше никогда не говорил о «Меня зовут Рэйчел Корри», потому, что эта вещь не обо мне, и я всегда очень сильно защищал родителей Рэйчел, Синди и Крэйга, и ее саму», - говорит Рикман.
Он редактировал записи Корри вместе с Кэтрин Винер, журналисткой The Guardian, газеты, которая после трагической смерти 23-летней девушки в марте 2003 года опубликовала ее электронные сообщения, отправленные домой. Студентка среднего достатка из Олимпии штата Вашингтон, Рэйчел вступила в Международное движение солидарности в Газе. Всего лишь два месяца спустя она была задавлена и убита бульдозером израильской армии, когда она пыталась защитить от сноса палестинский дом.
В утро нашей встречи в газетных заголовках преобладает тема кризиса на Среднем Востоке, так что проблемы, поднятые этой пылкой и пронзительной театральной пьесой, актуальны как никогда. «Эта ужасная обстановка только доказывает, что эту пьесу надо смотреть и пересматривать, - тихо говорит он, - потому что она написана с ракурса простого человека и в ней не принимается ничья сторона».
Не кажется ли ему тогда ироничным то, что первоначальная постановка в нью-йоркском театре Workshop была «отложена» художественным руководителем Джеймсом Николя «из-за обострения обстановки», ссылаясь на то обстоятельство, что премьер-министр Израиля Ариэль Шарон недавно впал в кому, а в Палестине к власти пришел ХАМАС? Несомненно, ирония тут в том, что сам театр поддерживает одну из сторон? «Я так не думаю», - отвечает Рикман, который сам не скрывает того, что он принимает активное участие в политической жизни, поддерживая Лейбористскую партию.
«Настоящей иронией для меня было то, что возникла ситуация, при которой два независимых театра пребывали в некоторого рода конфликте, что, учитывая, в каком мы живем мире, огромная печаль. Надеюсь, что сейчас все разрешилось». Тем не менее, когда пьеса вернется в Нью-Йорк, идти она будет в другом театре с другими продюсерами.
На Рикмана ссылались, что он говорил, что постановку отменили из-за «цензуры, порождаемой страхом», после того, как Николя огласил резкий ответ своих еврейских друзей и консультантов по поводу пьесы, которую некоторые из них назвали «экземпляром антиизраильской пропаганды». «Ну, я же должен был высказаться о цензуре, верно?» - сдержанно отвечает Рикман, изгибая бровь. – Можем только догадываться, под каким политическим давлением они побывали. Я отлично понимаю их проблемы. Во всяком случае, одна из новых продюсеров, Дена Хаммерштайн, сама еврейка. Кто знает? Вполне возможно, что на нашем пути в нас еще будут лететь камни, ведь тема эта весьма щекотливая».
Решение Николя подверглось осуждению Гарольда Пинтера, Тома Стоппарда и Ванессы Редгрейв, на протяжении долгого времени защищавшей права палестинцев. Теперь Рикман хочет, чтобы пьесу увидело как можно больше людей. «Иногда бывает так, что произведение очень глубоко привязывается к тебе. Но превращать эту важную пьесу в что-то личное было бы неуместным; потому я и говорю, что эта вещь не обо мне».
Рикман прочел имейлы Рэйчел в газете. «В моем мозгу сразу засели две вещи: первое – чувствовалось, что этот текст не хотел оставаться на газетной странице навсегда, он хотел звучать. Второе – я вполне мог бы и вообще не прочитать тот выпуск газеты, так же, как и не добрался до сегодняшнего выпуска – тогда я бы ничего и не узнал», - говорит он, пытаясь представить невообразимое.
Он тотчас же оставил свой дом в западной части Лондона и отправился в Ройал-Корт, посоветоваться с Йеном Риксоном, художественным руководителем, по поводу того, что они могут сделать с этим. «Потом в Лондон приехали родители Рэйчел. Они были потрясены – не только тем, что произошло с их дочерью, а еще и тем, что в театре им сказали: «Мы хотим сделать пьесу, основанную на ее письмах». Но ее родители –поразительные люди. В их поведении никогда не было ни горечи, ни злости, только адекватность и жажда справедливости – ведь ее гибель так и не расследовали».
Семья Корри предоставила Рикману «все» - школьные тетради Рэйчел, ее записки, дневники, стихи. «У нас было 182 страниц ее записей, начиная с 12-летнего возраста и заканчивая имейлами с Газы. Я поехал к Корри домой, в Вашингтон, и провел с ними некоторое время. Они говорили мне: «Не возводите ее на пьедестал». Но я всегда видел это вовсе не как 90-минутную дискуссию. Ты приходишь и делаешь свои собственные выводы», - говорит он. – «Конечно, когда Синди и Крэйг увидели пьесу, у них лились слезы водопадом».
Во время просмотра пьесы мне одновременно хотелось хорошенько вытрясти из Рэйчел всю ее наивность и обнять эту «рассеянную, ненормальную и шумную» девушку за ее ум, силу духа, честность и храбрость.
«Я очень рад, что вы испытывали эти эмоции, потому что это точно те же чувства, которые я и надеялся пробудить у зрителей», - отвечает Рикман. – «Это не пьеса о Палестине или Израиле, она о том, что значит быть гражданином мира».
Пьеса заканчивается видео, показывающим, как 10-летняя Рэйчел произносит перед своими одноклассниками зажигательную речь о мировом голоде. «Крэйга и Синди спрашивали: «Кто ей эту речь написал?» Даже поверить не могу! Но это еще ничего по сравнению с тем, как на одном из обсуждений, проведенных после пьесы, кто-то сказал: «Жаль, что для видео в конце не могли подобрать актрисы получше»
«Для меня пьеса играет ключевую роль в том плане, что она опровергает всю ту клевету в интернете по поводу Рэйчел –ее там начали обвинять во всевозможных прегрешениях, вроде: «Вы знали, что она была членом ХАМАС?» Она была обычной американской девушкой, которой просто было не все равно. Знаю ли я ее? Я приехал к ним в дом – Рэйчел называет его «кукольный домик, цветочный мирок» - и понял, что я и половины всего не знаю. Там на пианино стояли семейные фотографии – совершенно другая жизнь»
«Я знаю Рэйчел только как персонажа, так же как я знаю, скажем, Алекса Хьюза, которого я играю в «Снежном пироге». Среди всех персонажей, которых я когда-либо играл, он, наверное, больше всего напоминает меня самого. Он ко мне очень близок, потому что мне нравится играть тех, кто просто старается делать все, что в его силах – так же, как и я сам».
Если Рикман – это Алекс, он такой же великодушный человек, в глубине души которого запрятан огромнейшим груз скорби и вины. Добросердечный человек – как Кэрри-Энн Мосс говорит ему в этом низкобюджетном канадском фильме, который в этом году будет открывать Берлинский кинофестиваль – «с лицом, по которому видно, что у его обладателя – интересный багаж». Или же, как Алан ей сухо отвечает: «В моем случае, грузовые перевозки».
Рикман просит меня не раскрывать, как так случилось, что ему пришлось ухаживать за аутисткой (героиней Вивер), матерью своей юной попутчицы. Но советую вам запастись платочками, когда будете смотреть, как оттаивают ледяные пустоши сердца Алекса и как Вивер радуется выпавшему снегу. «Мне нравится этот фильм; надеюсь, люди его поймут», - говорит он. – «Он забавный, полный света и надежды. Во время его сьемок мы подружились с чудесными людьми. К тому времени, когда сумма, необходимая для его сьемок, была в конце концов собрана, в Вава, в Северном Онтарио, где должны были происходить сьемки, снег уже перестал идти, но местные жители специально для нас сохранили снег в своих сараях и гаражах».
Рикман там носит очки и куртку с капюшоном – это вам не кружевные манжеты коварного Вальмона из «Опасных связей» или по--настоящему верно-безумно-страшного профессора Северуса Снейпа.
Может, у него и аристократический вид, но Алан Рикман рос в муниципальном районе Актон, в Лондоне. Он был вторым из четверых детей ирландско-уэльских родителей. Его отец, Бернард, маляр и декоратор, умер от рака, когда Рикману было восемь лет. Его сексуальный шелковистый голос и манера медленно выражаться – результат врожденного недостатка речи: обладающий множеством наград актер не может должным образом двигать челюстью, из-за чего у него и есть такой уникальный голос.
В 12-летнем возрасте он выиграл стипендию Latymer Upper, частной школы в Хаммерсмите (альма-матер Хью Гранта и Мела Смита), где у него и зародился интерес к актерству. Он с Римой вместе играли в аматорских постановках, пока Рикман в конце концов не поступил в RADA. Одну из своих первых главных ролей он сыграл в театре Citizens в Глазго, в знаменитой постановке Джайлса Хавергала 1980 года «Страха и отчаяния в Третьей империи» Брехта. «Слои авторитарной коррупции оголились с помощью беспощадной экономии и настоящего веселья», - описывал игру Рикмана один критик. «Не могу описать вам, что это значило – знать, что Citizens по твоей просьбе мог организовать тебе прослушивание – а, если ты им еще и понравился – работу. Я скучаю по всему этому. Это поменяло жизни всех нас», - говорит Рикман, добавляя, что планирует вскоре вернуться на театральную сцену. «Это до сих пор обсуждается», - говорит он, добавляя, что это будет первое театральное выступление после «Частных жизней» в Вест-Энде в 2001 году.
В прошедшие годы Рикман постоянно работал и путешевствовал. «Парфомер», срежиссирован Томом Тыквером, снявшим «Беги, Лола, беги», был снят в Барселоне, бюджетом 35 миллионов. «Зловонный мир Парижа 18 ст. блестяще воссоздан в фильме. Это очень прекрасно», - говорит он. – «Я люблю духи. Каждое утро, когда мы с моей подругой выходим из нашей многоэтажки и спускаемся во внутренний дворик, нас окружает восхитительнейший аромат – запах жасмина возле входных дверей. Я от него просто млею».
Тут как раз и видно, какой Рикман противоречивый человек: и актер, способен так выразить пренебрежение – «будто под носом что-то воняет» - будто он с этим родился, и человек, находящий время, чтобы насладиться запахом цветов. Но дамы, умоляю вас, не закидывайте его букетами жасмина. Просто продолжайте балдеть от него в уединении и темноте зрительного зала.
